Генрих ибсен кукольный дом читать. Ибсен Генрик "Brynjolf Bjarme". Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

Санкт-Петербургская государственная театральная академия искусств

Анализ драмы Генрика Ибсена

«Кукольный дом»

Студентки вечернего отделения

театроведческого факультета

Никитиной Екатерины

Новая драма - мировоззренческий кризис рубежа XIX-XX веков, который был вызван тем, что в драматургии не появлялось новых значительных имен, упала роль смысла и слова, а на сцене преобладали тенденции развлекательности, водевильности и маскарада и, как следствие, мощный подъем драматического искусства, представленный творчеством таких писателей конца XIX века, как Август Стринберг, Генрик Ибсен, Бернард Шоу, Антон Чехов и др., которые выступили с требованием проблемности и социальности театра: драма должна обращаться к современному зрителю, поднимать злободневные вопросы, будить мысль. В «новой драме» акцент делался не на сюжет, а на его осмысление; в текст непосредственно включались элементы дискуссии; по-новому ставились проблемы морали; основой конфликта становилось столкновение не интересов и личностей, а идей и мнений.

С творчеством норвежского драматурга, поэта и публициста Генрика Ибсена (1828-1906) связано формирование важнейшего жанра в западноевропейской новой драме – драмы идей. Второй период творчества Ибсена (1864-1884) считается реалистическим. Это этап расцвета его драматургии, наиболее беспощадного, резкого осуждения бездуховной действительности.

Пьеса «Кукольный дом», задуманная в 1878 году и написанная в 1879 году, является замечательным примером аналитической драмы и драмы идей. В ее основу Ибсен положил реальное событие. Прототипом Норы стала норвежско-датская писательница Лаура Килер (урождённая Петерсон, 1849-1932).

Первые наброски Ибсена к "Кукольному дому" имеют заголовок «Наброски к современной трагедии». Сочетание слов «современная трагедия» показательно. Замысел Ибсена состоял в том, чтобы в этой пьесе облечь в классическую форму трагедии современный материал. В "Кукольном доме" драматург не стремится радикально изменить форму. Например, он практически сохраняет классическое триединство Аристотеля – единство времени, места и действия:

Место: Действие происходит исключительно в доме Хельмеров.

Время: Действие происходит в течении трех дней (об этом говорит Хельмер в последних диалогах с Норой).

Действие: События происходят в хронологической последовательности.

Ретроспективное построение драмы у Ибсена предполагает, что события завязываются в обозримом прошлом еще до начала действия пьесы и неотделимы от настоящего героев. Не было бы прошлого, не было бы конфликта, сверхзадачи и всего того, ради чего написана пьеса:

"... драма начинается с конца трагедии: все главные события уже совершились; задача диалога - ретроспективно развернуть перед нами жизнь героев, ибо вся их жизнь - трагедия: нет поэтому у Ибсена видимого начала и видимого конца трагедии" (Андрей Белый "Кризис сознания и Генрик Ибсен")

С помощью ретроспективной техники Ибсен выявляет истинное положение дел, скрытое за оболочкой внешнего благополучия.

Действие пьесы начинается в преддверии праздника Рождества. Прямой экспозиции нет. Элементы ее обрывками всплывают по ходу действия всей пьесы.

Главная героиня, Нора, радостная и счастливая, возвращается домой с подарками для любимой семьи. Нора искренне верит, что в ее семье царят мир и любовь, и в этой любви к ближним: мужу и детям она видит смысл своей жизни. Воспитанная без матери, когда-то она также горячо любила отца, но отец умер и муж в какой-то степени заменил ей его.

Торвальд Хельмер, адвокат, ныне директор акционерного банка, и сам относится к жене как к малолетней дочери. Он обращается к ней в третьем лице, ласково называя белочкой, птичкой, певуньей-пташкой, маленькой чудачкой и т.д. и шутливо беря ее за ушко. Хельмер считает Нору своей куколкой. Но любую куклу можно любить, нянчиться с ней, играть, а можно, не рассчитав силы, и нечаянно сломать, ведь она не имеет права голоса и вообще никаких прав.

Хельмер – объект, которому приносят жертву. Он живет исключительно по нормам общественной морали, является по его же словам «безукоризненным чиновником» и полностью зависит от общественного мнения, «утонченная натура», как сказал доктор Ранк. Не способный на подвиг, а только говорящий о нем. Хельмер постоянно повторяет, что Нора принадлежит ему, вся целиком. О двойственной натуре Хельмера говорит то, как он относится к доктору Ранку и Фру Линне в лицо и за спиной.

Брак для Хельмера - это законное право собственности мужа на жену. Не случайно пьесу «Кукольный дом» часто называют просто «Нора». Речь в ней в первую очередь идет о несправедливости, допущенной обществом по отношению к женщине и к человеку как к личности.

Нора в разговоре со своей подругой Кристиной сама ставит эту проблему: «Вы все думаете, что я не годна ни на что серьезное» и в доказательство своей самостоятельности открывает Великую тайну, которую носит в сердце, с которой и завязываются действия драмы:

Восемь лет назад Нора подделала подпись своего умершего отца на векселе, ради того, чтобы заплатить за лечение тяжело больного мужа. Она ничего не сказала в семье. Нора была искренне рада и горда тем, что ее тайна является доказательством преданной любви.

Крогстад, служащий в банке у Хельмера, - человек у которого Нора и заняла те самые деньги, узнав о своем увольнении, начинает шантажировать Нору. Он мечтает путем шантажа занять высокий пост в банке. Крогстад готов бороться не на жизнь, а насмерть и его можно понять. Когда-то и он был уличен в подделке документов и сделал это из тех же самых побуждений, что и Нора. По мнению Кристины, Крогстада довело до такой жизни отчаяние. Мало того, что у него на руках маленькие дети, так он еще и потерял любимую женщину – Кристину. И когда это случилось, у него почва выскользнула из-под ног. Он научился больше не верить людям. Он, как и Нора, жертва любви к своим ближним.

Драматург выстраивает характеры героев аналитически точно, с математическим расчетом, подчиняет своей идее. Ведь если разобраться, у Ибсена нет ни одного случайного героя, ни одной лишней фразы. Например, Кристина Линне, бывшая любовь Крогстада, оказывается претенденткой на его пост в банке и в очередной раз, сама того не ведая, «лишает его кислорода».

Образ Кристины – также образ жертвенницы, которая когда-то бросила любимого человека и вышла замуж по расчету ради маленьких братьев и больной матери, но при этом нисколько не сожалеет, а гордится этим. Крогстад дает точное объяснение поведению Кристины: «великодушная потребность жертвовать собой.

«Ибсен – проповедник страдания» - скажет в своей статье о писателе Корней Чуковский.

Но вернемся к Норе. После разоблачения Крогстадом, ее тайна оказалась под угрозой. Обман – это зерно, посаженное на почву семейного счастья, который вдруг начал прорастать и норовит вылезти наружу и для Норы теперь «задача №1»- втоптать его обратно, ведь для Торвальда «с его мужским самолюбием было бы так мучительно, унизительно узнать, что он обязан ей чем-нибудь»

Хельмер: «Отравленная ложью атмосфера заражает, разлагает всю домашнюю жизнь. Я испытываю прямо физическое отвращение к таким людям»

Преступление, совершенное Крогстадом, в глазах закона такое же, как и то, что совершила Нора. Женщина возмущена несправедливостью законов, которые остаются равнодушными к моральным намерениям и мотивам поступков людей. Закон юридический, формальный и закон совести не совпадают:

«Ни за что не поверю. Чтобы дочь не имела права избавить умирающего старика-отца от тревог и огорчения? Чтобы жена не имела права спасти жизнь своему мужу?»

Нора Хельмер, казалось бы, совершенно далекая от проблем общественной жизни, вступает в непримиримый конфликт с этим обществом, называя его законы бесчеловечными.

Нора не может в одиночку справится с мучившим ее «тайным грузом» и хочет просить помощи у друга семейства, доктора Ранка, но не успевает, потому что доктор неожиданно раскрывает ей свою тайну, в которой признается в давней любви к Норе. Из этого признания мы понимаем, что смысл жизни доктора – это лицезреть Нору, в которую он бесконечно влюблен. Нора смущена. Она отвечает, что не нужно раскрывать своих тайн, ведь все было так хорошо. Нора говорит слова, в которых отражается суть ее теплого отношения к доктору: «Видите, некоторых людей любишь больше всего на свете, а с другими как-то больше всего хочется бывать». «Нечего лгать себе самому» - как бы подсознательно предупреждает доктор Нору.

Помочь Норе вызывается Фру Линне. Она обещает поговорить с Крогстадом, который оставил обличительное письмо в почтовом ящике, адресованное Хельмеру. Нора соглашается. Напряжение нарастает, когда Нора с возрастающим жаром танцует тарантеллу - безумный итальянский танец. В этот момент возвращается Кристина и говорит Норе, что ей не удалось поговорить с Крогстадом. Нора ждет чуда. Хельмеры уходят на вечеринку.

Приходит Крогстад. У него состоится неожиданный для читателей разговор с Кристиной. Кристина просит Крогстада забыть обиды и протянуть друг другу руки:

«Работать для себя одной мало радости. Крогстад, дайте мне цель - для чего и для кого работать». Крогстад счастлив. Он готов подарить Кристине смысл жизни и обрести свой. После такого поворота судьбы, он решает забрать свое письмо, но Кристина его останавливает: «Пусть они наконец объяснятся между собой начистоту. Невозможно, чтобы это так продолжалось»

Хельмер после танцев предвещает исход событий: «Конец всегда должен быть эффектен»

Ибсен – мастер интриги. Он держит в напряжении читателя до самой середины финального третьего действия.

Письмо Крогстада, которое за закрытой дверью читает Торвальд во время душевных терзаний Норы, не только открывает давнюю тайну, но и определяет, кто есть кто. Здесь-то и наступает кульминация. Нора хочет покончить жизнь самоубийством. Торвальд останавливает ее, но не потому что переживает за нее, а потому что переживает за себя. Узнав о Норином долге, он начинает беспокоиться, ведь их «добропорядочная» семья может стать предметом сплетен, пересудов и скандалов. К тому же Торвальд – эгоист и карьерист, для которого репутация и место в банке важней всего на свете. Он не способен оценить самопожертвования Норы. Он считает жену настоящей преступницей: «О, какое страшное пробуждение! Все эти восемь лет... она, моя радость, моя гордость... была лицемерная, лживая... О, какая бездонная пропасть грязи, притворства!» Жена как бы перестает существовать для него. Торвальд даже собирается отстранить Нору от воспитания детей. В этот момент Нора понимает, что ложь, как бумеранг: чем сильнее запустишь, тем больнее ударит прямо в голову и протрезвит мгновенно. Развязка наступает символично: Нора собирается сбросить маскарадный костюм.

Женщина поняла, что, желая семейного счастья, она пошла на преступление, а в результате утратила чувство собственного достоинства. В руках мужа она стала любимой игрушкой. Нора собирается уйти из дома. На вопрос обеспокоенного Торвальда, вернется ли она, звучит решительный ответ: "Для этого должно произойти чудо из чудес, чтобы совместная жизнь по-настоящему стала браком". Торвальд пытается удержать Нору, напоминая ей о так называемой "обязанности перед мужем и детьми". В ответ он слышит то, чего совершенно не ожидает: Нора отвечает, что она «не только мать семейства, но прежде всего человек, такой же, как и ты, - или, по крайней мере, должна стать человеком».

Когда тайна открылась, Нора выбирает путь страдания, очищения: оставить все земное, драгоценное, что у нее есть на этой земле. Вот это-то для Ибсена самое главное: обрести самого себя. Человек сам выбирает свою судьбу.

Интересно, что концовка пьесы (Нора покидает мужа и детей и уходит, чтобы разобраться во всем) вызвала такую бурю негодования у современников Ибсена, что он вынужден был пойти на компромисс и изменить ее (Нора смотрит на спящих в своих кроватках детей - и остается).

В пьесе можно выделить два ярких конфликта: человек с самим собой (Нора и ее внутренняя борьба) и человек и общество (Нора живет со своим мужем так, как того требуют мещанские устои).

Ибсен – символист. Ткань всей пьесы пронизана разными символами.

«Кукольный дом» - ключевой символ, отражающий суть мнимого семейного счастья четы Хельмеров, построенного на иллюзиях. Вся их жизнь - обман, который проявляется даже в том, что Нора вопреки запретам мужа втайне поедает любимое миндальное печенье. Также «кукольный дом» отражает вообще человеческую жизнь, в которой отсутствует это самое человеческое. Наша жизнь превращается в заучивание и играние определенных ролей. Мы все больше и больше замыкаемся в себе и боимся быть собой.

Есть и другие символы: куколка для Эмми, которую та «все равно скоро поломает», праздник, танцы – символы беспечности жизни, разложение, о котором говорит доктор Ранк, а Нора не хочет его слушать, костюмы, в которые переодевается Нора – как элемент театральности в семейной жизни Хельмеров.

Помимо того, что герои сами дают оценку происходящему, в пьесе также важна роль подтекста.

За словами такого необязательного на первый взгляд героя, как доктор Ранк скрыто очень много подтекста. «Моему бедному спинному мозгу приходится расплачиваться за веселые деньки офицерской жизни моего отца» - косвенно проецируется на семейную жизнь Норы и мужа. А когда он говорит о визитной карточке с черным крестом, которую пошлет, когда начнется мерзость разрушения, тайна, действительно, вскрывается вместе с карточкой доктора и происходит разрушение «семейной идиллии». Доктор говорит, что в каждой семье кто-то расплачивается за грехи другого.

Не жизнь такая, а мы такие - хочет своим творчеством доказать нам Ибсен. Мы не можем справиться с этой жизнью, проигрываем ей в схватке. Жизнь не прощает тех, кто каждую минуту не борется за нее и не кладет на алтарь ее жертвы во имя идеи и во имя свободы.

Ибсен предъявляет к человеку требования, взыскивает, нападает на мещанство, в котором он погряз, бичует, поучает и этим мечтает возвысить...". (О. Л. Книппер-Чехова "Ибсен в Художественном театре").

Закончить хотелось бы словами Корнея Чуковского, точно определившего проблематику творчества Ибсена:

Мы все копошимся здесь на земле и погрязли во лжи, в самодовольстве, погрязли в заботах и даже погрязли в собственном счастье. Только в подвиге и борьбе обретете вы душу.

Краткое содержание Кукольный дом

Действующие лица

Адвокат Хельмер

Hopа, его жена

Доктор Ранк

Фру Линне

Частный поверенный Крогстад

Трое маленьких детей Хельмеров

Анна-Мария, их няня

Служанка Хельмеров

Посыльный

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

«Квартира Хельмеров. Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогими мебелью ». Между дверью прихожей и кабинета стоит пианино, у окна круглый стол, кресло, диванчик, у изразцовой печки несколько кресел и качалка. На стенах гравюры. Этажерка с разными безделушками, шкаф с книгами в роскошных переплетах. На полу ковер …

Зимний день. В печке огонь ».
В комнату входит напевая Нора с пакетами и свертками. В прихожей стоит посыльный, принесший елку. Нора рассчитывается с ним, потом достает из кармана печенье, съедает несколько, другой прячет в карман и тщательно вытирает губы.

«Где жаворонок запел, белочка возится?» — Слышится голос Хельмера из кабинета. «Птичка снова летала сорить деньгами?» — Говорит мужчина, выходя из кабинета.

«Торвальд, это первое Рождество, когда мы можем так не ограничивать себя. Ты теперь будешь зарабатывать много-много денег », — весело отвечает Нора.

Нора с удовольствием показывает подарки детям на Рождество, забирает подальше пакет, в котором подарок для мужчины. Хельмеру тоже надо что-то подарить жене, и Нора просит мужа дать ей денег, а она сама купит себе, что захочет.

Хельмер соглашается, но просит Нору не тратить все на хозяйство и купить что-то для себя. Мужчина недоумевает, как много она тратит и часто не может объяснить, куда делись деньги. Он считает жену такой же транжирой, каким был ее отец. Впрочем, сегодня Рождество, хорошее вино уже заказано, придет доктор Ранк, и семья радостно встречать праздник. Нори уже не придется, как в прошлом году, три недели самой готовить украшения на елку, ведь Хельмер добился определенного успеха, стал директором акционерного банка.

Веселую беседу супругов прервал звонок. Служанка заводит в комнату женщину, в которой Нора едва узнала давнюю подругу Кристину.

Они не виделись десять лет. Фру Линне овдовела, и муж не оставил ей ни состояния, ни детей.
Женщины сели поближе к огню, чтобы согреться и рассказать, как они жили все это время. Нора стала извиняться, что не писала подруге, потом похвасталась своей жизнью, детьми, мужем. Конечно, было время, когда и ей приходилось зарабатывать деньги разными мелочами: шитьем, вязанием, вышиванием, переписыванием бумаг, перед прошлыми рождественскими праздниками она три недели, закрывшись в своей комнате, писала, а муж думал, что Нора строит украшения на елки. Но, к счастью, теперь они состояния.

Нора еще бы продолжала рассказывать о своей жизни, и вдруг увидела печальные, измученные глаза Кристины. Ей стало немного стыдно, и она попросила подругу рассказать о себе.

Кристина вышла замуж за богатого нелюбимого, чтобы иметь возможность помогать больной матери и двум меньшим братьям. Дела мужа были ненадежными. «И когда он умер, все погибло, ничего не осталось … Ей пришлось перебиваться мелкой торговлей, маленькой школой и вообще — чем придется ». Последние три года тянулись для него, «как один длинный, сплошной день без отдыха». Теперь мать умерла, мальчики стали на ноги и в ее душе образовалась страшная пустота: не для кого и для чего жить. Вот поэтому она покинула то медвежий угол, где жила, и приехала в город, мечтая «получить какую-то постоянную службу, какую канцелярскую работу».

Нора посоветовала Кристине поехать куда-то отдохнуть, но и только горько улыбнулась: у нее нет папы, который дал бы денег на дорогу. Тогда Нора согласилась поговорить с мужем о работе для подруги.

«Как это хорошо, Нора, ты так горячо берешься за мое дело … Вдвое хорошо с твоей стороны, — тебе же так мало знакомы житейские заботы и хлопоты », — грустно ответила Кристина. Она думала, что подруга «ничего такого не испытала в этом трудном жизни». И действительно, Нора была похожа на ребенка: веселая, бойкая, красивая, хорошо одетая, дорогая «белочка и жаворонок» для своего мужа. И вдруг Нора рассказала Кристине, что не доверила никому.

Когда она ждала второго ребенка, ее любимый мужчина Торвальд тяжело заболел. Врач сказал Норе, что он умрет, если не поедет лечиться в Италию. Нора не могла сказать об этом мужу и старалась всячески выпутаться: говорила, что хочет поехать на юг, «плакала и просила, говорила, что теперь в ее положении надо ей всячески угождать, намекала, что можно занять денег». Но Торвальд сказал, что у нее ветер в голове и что его обязанность как человека не потакать ее прихотям. Именно в эти дни умер папа Норы. Вот тогда ей и пришлось сделать такое, о чем человек даже не догадывается. Возможно, когда-то, когда Нора перестанет нравиться Торвальд, как теперь, когда его уже не будут развлекать ее «танцевания, переодевания, декламации», она расскажет ему, как спасала его жизнь, как потом экономила каждую копейку, как покупала себе дешевое платье. А пока она счастлива, потому что у нее прекрасные дети, любимый муж, достаток в доме.
Вдруг раздался звонок. Служанка завела в комнату адвоката Крогстада. «Фру Линне, пораженная, вздрогнув, отворачивается к окну».

Нора тоже поражена этим визитом. Крогстад говорит, занимающий небольшую должность в акционерном банке и пришел в личном деле в Хельмера. Он заходит в кабинет. Кристина расспрашивает Нору об адвокате, узнает о том, что он вдовец и имеет маленьких детей.

Из кабинета выходит товарищ Торвальда врач Ранк. Он рассказывает женщинам, Крогстад очень плохой человек. «У него подгнило же корни», он всегда разнюхивать, «не пахнет где моральной гнилью». Вот и сейчас он пришел к Хельмера в своих гнусных делах.

Вдруг Нора осознала, что ее муж имеет большое влияние в банке, и она весело рассмеялась. Когда Торвальд зашел к ним в комнату, Нора обратилась к нему с просьбой устроить Кристину на работу, потому что она «раз отличная конторщица, и ей очень хочется работать в знающего человека, чтобы подучиться еще больше …» Хельмер пообещал предоставить ей место.

Фру Линне и врач Ранк прощаются и выходят вместе с ними уходит Хельмер, а в комнату входит няня Анна-Мария с детьми. Нора бросилась к малышам, стала раздевать их, не забывая спрашивать, что они видели на улице. Затем начинает играть с ними в жмурки. «Игра сопровождается смехом, весельем: прячутся и в этой комнате, и в соседней … Полный восторг ». Никто не видит, как появляется Крогстад. Некоторое время он наблюдает за игрой, а затем обращается к Норе. Женщина отправляет детей к няне, обещая продолжить игру с ними позже, и обращается к адвокату. Она уверена, что он вернулся за деньгами, которые она у него когда-то одолжила. Но при расчете еще не наступил, то что же он хочет? Адвокат расспрашивает о фру Линн, и Нора с вызовом говорит, что выпросила у мужа место для подруги. Но Крогстад словно ждал этих слов. Он посоветовал Норе использовать свое влияние на мужа, чтобы Хельмер оставил ему должность и не выгонял с работы за дело, не дошло до суда. А это дело было не хуже, чем та, которая сделала Нора. Он пояснил растерянной женщине, что знает о поддельном ней подпись отца на долговом обязательстве, под которое Нора получила крупную сумму на лечение мужа.

Нора пыталась объяснить, что в то время его отец умирал, а потому она не могла придать ему хлопот еще и болезнью мужа, что она нарушила закон от большой любви к дорогим ему людям. Но адвокат сказал, что «закон не интересуется причинами», а потому, когда он подаст этот документ, его осудят по закону;

Когда Крогстад пошел Норе было уже не до игры с детьми.
Пришел Хельмер, стал расспрашивать, зачем приходил Крогстад, которого он видел у ворот, и Нора заговорила о костюмированный бал, попросила мужа помочь ей подобрать костюм, а потом, между прочим, заговорила о делах Крогстада. Хельмер строго объяснил жене, что тот «виноват в подделке документов» или по бедности, то по легкомыслию, но это преступление. Конечно, «иногда тот, кто упал, может вновь подняться нравственно, если откровенно признает свою вину и понесет наказание», но Крогстад выкручивался, врал до последнего. Он не имеет морального права не только работать в банке, а также воспитывать собственных детей, ведь «дети с каждым глотком воздуха воспринимают зародыши зла» с «отравленной ложью атмосферы домашней жизни».

Хельмер ушел в кабинет поработать над бумагами, а поражена его словам Нора, бледнея от ужаса, повторяла: «Испортить своих малышей! .. Отравить семью! Это неправда. Не может быть правдой, никогда, никогда в мире »

Действие второе

Та же комната. В углу стоит елка, без игрушек, с обгоревшими свечами. Нора сама; волнуясь, ходит по комнате.

Женщина взволнованно смотрит на ящик для писем, которая пока пуста. Ей не хочется верить, что Крогстад выполнит свою угрозу и расскажет мужу о ее вину. Нора готовится к маскараду. Няня Анна-Мария помогает ей, и между женщинами заходит разговор о поступке служанки, которая вынуждена была покинуть дочь, когда стала кормилицей у Норы. Но дочь не забыла мать, писала ей.

В комнату заходит фру Линне и начинает помогать чинить костюм на бал. За шитьем заходит разговор о докторе Ранка, и фру Линн советует Норе порвать с Утром, ведь она решила, что именно доктор — тот богатый поклонник, который дает Норе деньги. Потрясенная Нора объясняет, что доктор всегда был только другом семьи, а деньги она получила другим путем.

Из прихожей входит Хельмер с папкой бумаг. Нора ластится к нему, обещает петь жаворонком во всех комнатах, изобразить сильфиды, станцевать при лунном свете, если он оставит Крогстаду его должность в банке, ведь адвокат может написать в газеты отвратительную ложь о Торвальда. Но мужчина напоминает Норе, что он всегда был и остается безупречным чиновником, а потому не боится никакой лжи. Более того, Торвальда шокирует то, что Крогстад говорит ему «ты», козыряя их давним знакомством. Не колеблясь, Хельмер отсылает в банк приказ об увольнении адвоката.

Нора в отчаянии. Она заклинает супруга вернуть письма, но тот лишь снисходительно улыбается, растроганный, как ему кажется, заботой жены о его репутацию.

Звонок в прихожей. Нора идет открывать дверь. В комнату заходит доктор Ранк. Он узнал, что умирает от неизлечимой болезни, которую ему дал в наследство отец-гуляка. Стоя на пороге вечности, доктор признается, что любит Нору и готов ради нее на все. Потрясенная Нора, которая хотела попросить Ранка об услуге, упрекает доктору за это признание, но уверяет, что будет относиться к нему как к другу семьи.
Служанка принесла Норе визитку. Доктор заметил беспокойство молодой женщины, но она заверила, что ничего не произошло, и попросила гостя задержать Торвальда в кабинете.

Ранк выходит в одни двери, а во второй заходит Крогстад. Он говорит, что залоговый лист при нем, но он не начнет против Норы судебного преследования, если Хельмер создаст для него новую, более высокую должность и поможет встать на ноги. Но Нора знает, что ее муж ни этого не сделает.

Крогстад хорошо понимает состояние женщины. Он повторяет ей ее собственные мысли, что в случае разоблачения она вынуждена бросить семью и дом или даже покончить с собой. Но ловкий крючкотворов говорит, что тогда он будет иметь власть уже не над ней, а над ее памятью. Чтобы этого не произошло, Хельмер должен сделать Крогстада своей правой рукой.

Адвокат выходит в прихожую и опускает письмо в ящик. Нора в отчаянии признается фру Линне, что заняла деньги у Крогстада, который шантажировал ее, а теперь решил погубить совсем.

Кристина говорит, что когда-то хорошо знала Крогстада, который ради нее готов на все, и уговорит его вернуть письмо. А пока Нора упросила мужа отложить все дела, не читать писем, потому что он должен помочь ей восстановить в памяти танец, который она танцевать завтра. Хельмер соглашается, садится за пианино и начинает играть. Нора, смеясь и потрясая тамбурином, танцует запальнише, чем нужно, и не слушает указаний мужа. Она танцевала так, словно речь шла о жизни и смерти. Хотя так оно и было в действительности.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же комната. У стола сидит фру Линне и ждет Крогстада. На лестнице слышны тихие шаги, и адвокат осторожно переступает через порог.

Кристина и Крогстад не просто давние знакомые. Много лет назад она отказала адвокату и вышла замуж за старого богача, чтобы иметь возможность содержать больную мать и младших братьев. А сейчас эти двое были похожи на людей, терпящих бедствие в море житейском и выплыли на обломках.

Кристина первой предложила подать друг другу руки, ведь «двум, вместе — на обломках быть все-таки надежнее, лучше, чем держаться порознь, каждому отдельно».

Крогстад не мог поверить, ведь Кристина хорошо знала его прошлое. Но она хотела «кого-то любить, о ком-то заботиться, заменить кому-то мать», а детям адвоката нужна была мать. Крогстад готов был дождаться Хельмеров, которые сейчас были на балу, и вернуть письма, но фру Линн остановила его. Она хотела, чтобы Хельмер все узнал, а «несчастная тайна пусть появится на свет Божий».

Праздник закончился, и Хельмер вернулись домой. Торвальд был восхищен красотой жены, танцем. Он любит ее, гордится ею и готов говорить о своих чувствах еще и еще. Поток признаний и комплиментов прерывает доктор Ранк, что тоже говорит о следующем бал, на котором он появится в костюме невидимки. Он сделал исследования и убедился, что доживает последние дни. Но, прощаясь с супругами, доктор говорит не о себе. Он называет Нору Баловням судьбы, лучшей среди женщин.

Хельмер не забыл почтовый ящик, который был уже совсем переполнена. Он своим ключом открыл ее и сверху увидел визитки доктора Ранка. Над именем стоял черный крест, будто карты сообщали о смерти. Торвальд понял, что доктор простился с ними навсегда, и горько вздохнул. Но взгляд его засветился любовью, когда он посмотрел на жену. В восторге он сказал: «Не раз мне хотелось, чтобы тебе грозило неминуемое бедствие и чтобы я мог поставить на карту свою жизнь и кровь — и все, все ради тебя». Нора отстранилась и твердым голосом приказала мужчине прочитать письма.

Хельмер не забыл почтовый ящик, который был уже совсем переполнена. Он своим ключом открыл ее и сверху увидел визитки доктора Ранка. Над именем стоял черный крест, будто карты сообщали о смерти. Торвальд понял, что доктор простился с ними навсегда, и горько вздохнул. Но взгляд его засветился любовью, когда он посмотрел на жену. В восторге он сказал: «Не раз мне хотелось, чтобы тебе грозило неминуемое бедствие и чтобы я мог поставить на карту свою жизнь и кровь — и все, все ради тебя». Нора отстранилась и твердым голосом приказала мужчине прочитать письма.

Торвальд пошел в кабинет, а Нора, блуждая взглядом по комнате, берет маскарадный костюм мужа и собирается уходить из дома. Вдруг на пороге появляется Хельмер с раскрытым письмом в руке. Нора пытается выйти, но он закрывает дверь и начинает ходить по комнате, говоря, что восемь лет его радость, его гордость, его милый жаворонок «была лицемерная, лживая … хуже, хуже … преступница! О, безупречное пропасть грязи, уродства! Тьфу! Тьфу! «Хельмер не позволял Норе слова произнести и говорил о себе, о своей загубленной карьере, уничтожено доброе имя. Он не мог прийти, но практичность в делах позволила ему сосредоточиться на том, как уладить дело. Конечно, для отвода глаз в семье должно оставаться все так, как раньше. Но детей Нора не воспитывать больше, потому что он не доверяет ей.

Воспалительную тираду Хельмера перебила служанка, которая принесла письмо от Крогстада, в котором тот пишет, что раскаивается в своих поступках и уничтожит доказательства преступления Норы. Хельмер, прочитав письмо, начал снова говорить о своей любви, о том, что прощает Нору, ведь она совершила преступление из большой любви к нему. Завтра все забудется, птица опять будет весело петь. Но теперь она будет и женой и ребенком, а он станет его волей, его совестью.
Нора медленно сняла маскарадный костюм мужа, в который было нарядилась, и спокойно обратилась к Торвальда. Она напомнила, что в течение восьми лет супружества «ни разу не обменялись серьезными мыслями о серьезных вещах». Сначала отец, а потом муж играли ею, как куклой. Она жила у родных людей, как старец, которого кормят и одевают, а его дело — развлекать, забавлять. Весь большой дом был только кукольный дом, а Нора была здесь дочерью, куклой. А дети уже стали ее куклами. Ей нравилось, что муж играет, играет с ней, а детям нравится, что мама играет и играет с ними. Оказалось, что истинное воспитание детей не под силу Норе, и она решила покинуть семью и уехать в город, где родилась.

Хельмер напомнил Норе о ее обязанность матери и жены, но она тихо ответила, что еще долг перед собой. Она должна стать человеком, должен проверить, правду ли говорил пастор о Боге, правильные те законы, по которым «женщина не имеет права помиловать своего умирающего старика, не вправе спасти жизнь мужу». Она хочет присмотреться к обществу, к жизни. Пока она мало понимает, но точно знает, что не любит Торвальда, ибо он оказался не тем, за кого она его считала. Нора ждала чуда: человек должен был вступиться за нее и взять всю вину на себя. А он думал только о своей карьере, которая будет уничтожена, и о своей чести, которая будет запятнана. Однако, когда прошел страх, Торвальд поступил так, будто ничего не произошло. Вот этого момента между супругами и пролегла бездна.

Торвальд совсем растерялся. Он обещал измениться, но Нора заявила, что это может произойти лишь тогда, когда у него не будет куклы. Она отдала ему свое обручальное кольцо, забрала его кольцо и вышла из дома с одним маленьким саквояжем.

Хельмер бессильно падает на стул, закрывает лицо руками. В доме стало пусто без Норы. Но он с надеждой вспоминает слова жены, что брак может спасти новое чудо — их преобразования.

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Шрифт:

100% +

Генрик Ибсен
Кукольный дом

Henrik Johan Ibsen

* * *

Действующие лица

Адвокат Хельмер .

Нора , его жена.

Доктор Ранк .

Фру Линне .

Частный поверенный Крогстад .

Трое маленьких детей четы Хельмер.

Анна-Мария , их нянька.

Служанка в доме Хельмера.

Посыльный .

Действие первое

Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене, две двери: одна, справа, ведет в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино. Посредине левой боковой стены дверь, ближе к авансцене окно. Около окна круглый стол с креслами и диванчиком. В правой стене, несколько подальше вглубь, тоже дверь, а впереди изразцовая печка; перед нею несколько кресел и качалка. Между печкой и дверью столик. По стенам гравюры. Этажерка с фарфоровыми и прочими безделушками, книжный шкафчик с книгами в роскошных переплетах. На полу ковер. В печке огонь. Зимний день.

В передней звонок. Немного погодя слышно, как дверь отпирают. Из передней в комнату входит, весело напевая, Нора , в верхней одежде, нагруженная ворохом пакетов и свертков, которые она складывает на стол направо. Дверь в переднюю остается открытой, и там виднеется посыльный , принесший елку и корзину, которые он отдает служанке , отворившей дверь.

Нора . Хорошенько припрячь елку, Элене. Дети не должны увидеть ее раньше вечера, когда она будет украшена. (Посыльному, вынимая портмоне.) Сколько?

Посыльный . Пятьдесят эре!

Нора . Вот крона… Нет, оставьте себе все.

Посыльный кланяется и уходит. Нора затворяет дверь в переднюю, снимает с себя верхнее платье, продолжая посмеиваться тихим, довольным смехом. Потом вынимает из кармана мешочек с миндальным печеньем и съедает несколько штучек. Осторожно идет к двери, ведущей в комнату мужа, и прислушивается.

Да, он дома. (Снова напевает, направляясь к столу.)

Хельмер (из кабинета) . Что это, жаворонок запел?

Нора (развертывая покупки) . Он самый.

Хельмер . Белочка там возится?

Нора . Да!

Хельмер . Когда же белочка вернулась?

Нора . Только что. (Прячет мешочек с печеньем в карман и обтирает себе губы.) Поди сюда, Торвальд, погляди, чего я накупила!

Хельмер . Постой, не мешай. (Немного погодя открывает дверь и заглядывает в комнату, держа перо в руке.) Накупила, говоришь? Все это?.. Так птичка опять улетала сорить денежками?

Нора . Знаешь, Торвальд, пора же нам наконец немножко раскутиться. Это ведь первое Рождество, что нам нет нужды так стеснять себя.

Хельмер . Ну и мотать нам тоже нельзя.

Нора . Немножко-то можно! Правда? Самую чуточку! Тебе ведь положили теперь большое жалованье, и ты будешь зарабатывать много-много денег.

Хельмер . Да, с нового года. Но выдадут мне жалованье только через три месяца.

Нора . Пустяки! Можно занять пока.

Хельмер . Нора! (Подходит и шутливо берет ее за ушко.) Опять наше легкомыслие тут как тут. Ты представь себе, сегодня я займу тысячу крон, ты потратишь их на праздниках, а накануне Нового года мне свалится на голову черепица с крыши – и готово.

Нора (закрывая ему рот рукой) . Фу! Не говори таких гадких вещей.

Хельмер . Нет, ты представь себе подобный случай – что тогда?

Нора . Если бы уж случился такой ужас, то для меня было бы все равно – есть у меня долги или нет.

Хельмер . Ну а для людей, у которых я бы занял?

Нора . Для них? А чего о них думать! Ведь это же чужие!

Хельмер . Нора, Нора, ты еси женщина! Но серьезно, Нора, ты ведь знаешь мои взгляды на этот счет. Никаких долгов! Никогда не занимать! На домашний очаг, основанный на займах, на долгах, ложится какая-то некрасивая тень зависимости. Продержались же мы с тобой храбро до сегодняшнего дня, так уж потерпим и еще немножко – недолго ведь.

Нора (отходя к печке) . Да что же, как хочешь, Торвальд.

Хельмер (за нею) . Ну, ну, вот птичка и опустила крылышки. А? Белочка надулась. (Вынимает портмоне.) Нора, как ты думаешь, что у меня тут?

Нора (оборачиваясь, живо) . Деньги!

Хельмер . Вот тебе! (Подает ей несколько бумажек. ) Господи, я ведь знаю, мало ли в доме расходов на праздниках.

Нора (считая) . Десять, двадцать, тридцать, сорок. Спасибо, спасибо тебе, Торвальд. Теперь мне надолго хватит.

Хельмер . Да, уж ты постарайся.

Нора . Да, да, непременно. Но поди сюда, я тебе покажу, что я накупила. И как дешево! Гляди, вот новый костюм Ивару и сабля. Вот лошадка и труба Бобу. А вот кукла и кукольная кроватка для Эмми. Простенькие, но она все равно их скоро поломает. А тут на платья и передники прислуге. Старухе Анне-Марии следовало бы, конечно, подарить побольше…

Хельмер . А в этом пакете что?

Нора (вскакивая) . Нет, нет, Торвальд! Этого тебе нельзя видеть до вечера!

Хельмер . Ну-ну! А ты вот что скажи мне, маленькая мотовка, что ты себе самой присмотрела?

Нора . Э, мне ровно ничего не надо.

Хельмер . Разумеется, надо! Назови же мне теперь что-нибудь такое разумное, чего бы тебе больше всего хотелось.

Нора . Право же, не надо. Или… Послушай, Торвальд…

Хельмер . Ну?

Нора (перебирая пуговицы его пиджака и не глядя на него) . Если уж ты хочешь подарить мне что-нибудь, так ты бы… ты бы…

Хельмер . Ну, ну, говори же.

Нора (быстро) . Ты бы дал мне деньгами, Торвальд. Сколько можешь. Я бы потом, на днях, и купила себе на них что-нибудь.

Хельмер . Нет, послушай, Нора…

Нора . Да, да, сделай так, милый Торвальд! Прошу тебя! Я бы завернула деньги в золотую бумажку и повесила на елку. Разве это не было бы весело?

Хельмер . А как зовут тех пташек, которые вечно сорят денежками?

Нора . Знаю, знаю – мотовками. Но сделаем, как я говорю, Торвальд. Тогда у меня будет время обдумать, что мне особенно нужно. Разве это не благоразумно? А?

Хельмер (улыбаясь) . Конечно, то есть если бы ты в самом деле могла придержать эти деньги и потом действительно купить на них что-нибудь себе самой. А то и они уйдут на хозяйство, на разные ненужные мелочи, и мне опять придется раскошеливаться.

Нора . Ах, Торвальд…

Хельмер . Тут спорить не приходится, милочка моя. (Обнимает ее.) Птичка мила, но тратит ужасно много денег. Просто невероятно, как дорого обходится мужу такая птичка.

Нора . Фу! Как можно так говорить! Я же экономлю сколько могу.

Хельмер (весело) . Вот уж правда истинная! Сколько можешь. Но ты совсем не можешь.

Нора (напевает и улыбается) . Гм! Знал бы ты, сколько у нас, жаворонков и белочек, всяких расходов, Торвальд!

Хельмер . Ты маленькая чудачка! Две капли воды – твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. И как добудешь – глядь, они между пальцами и прошли, сама никогда не знаешь, куда их девала. Ну что ж, приходится брать тебя такой, какова ты есть. Это уж в крови у тебя. Да, да, это в тебе наследственное, Нора.

Нора . Ах, побольше бы мне унаследовать от папы его качеств!

Хельмер . А мне бы не хотелось, чтобы ты была другой, чем ты есть, мой милый жавороночек! Но слушай, мне сдается, ты… у тебя… как бы это сказать? У тебя какой-то подозрительный вид сегодня.

Нора . У меня?

Хельмер . Ну да. Погляди-ка мне прямо в глаза.

Нора (глядит на него) . Ну?

Хельмер (грозя пальцем) . Лакомка не кутнула сегодня немножко в городе?

Нора . Нет, что ты!

Хельмер . Будто уж лакомка не забегала в кондитерскую?

Нора . Но уверяю тебя, Торвальд…

Хельмер . И не отведала варенья?

Нора . И не думала.

Хельмер . И не погрызла миндальных печений?

Нора . Ах, Торвальд, уверяю же тебя…

Хельмер . Ну-ну-ну! Естественно, я просто шучу…

Нора (идя к столу направо) . Мне и в голову не пришло бы делать тебе наперекор.

Хельмер . Знаю, знаю. Ты ведь дала мне слово. (Подходя к ней.) Ну, оставь при себе свои маленькие рождественские секреты, моя дорогая Нора. Они, верно, всплывут наружу сегодня же вечером, когда будет зажжена елка.

Нора . Ты не забыл пригласить доктора Ранка?

Хельмер . Не приглашал. Да это и не нужно. Само собой, он ужинает у нас. Впрочем, я еще успею ему напомнить: он зайдет до обеда. Вино я заказал хорошее. Нора, ты не поверишь, как я радуюсь сегодняшнему вечеру.

Нора . И я! А дети-то как будут рады, Торвальд!

Хельмер . Ах, какое наслаждение сознавать, что ты добился верного, обеспеченного положения, что у тебя будет теперь солидный доход. Не правда ли, приятное сознание?

Нора . О, чудесно!

Хельмер . А помнишь прошлое Рождество? Ты целых три недели затворялась у себя по вечерам и до поздней ночи все мастерила цветы и какие-то другие прелести для елки, которыми хотела всех нас поразить. У-у, скучнее времени я не запомню.

Нора . Я-то вовсе не скучала.

Хельмер (с улыбкой) . Но толку-то вышло немного, Нора.

Нора . Ты опять будешь меня дразнить этим? Что же я могла поделать, если кошка забралась и все разодрала в куски!

Хельмер . Ну, разумеется, ничего не могла поделать, моя бедняжечка. Ты от всей души хотела нас всех порадовать, и в этом вся суть. Но хорошо все-таки, что эти тугие времена прошли.

Нора . Да, прямо чудесно!

Хельмер . Не нужно больше ни мне сидеть одному и скучать, ни тебе портить свои милые, славные глазки и нежные ручки…

Нора (хлопая в ладоши) . Не правда ли, Торвальд, не нужно больше? Ах, как чудесно, восхитительно слышать это! (Берет его под руку.) Теперь я расскажу тебе, как я мечтаю устроиться, Торвальд. Вот, как только праздники пройдут…

Звонок в передней.

Ах, звонят! (Прибирает немного в комнате. ) Верно, кто-нибудь к нам. Досадно.

Хельмер . Если кто-нибудь в гости, меня нет дома, помни.

Служанка (в дверях передней) . Барыня, там незнакомая дама.

Нора . Так проси сюда.

Служанка (Хельмеру) . И доктор.

Хельмер . Прямо ко мне прошел?

Служанка . Да, да.

Хельмер уходит в кабинет. Служанка вводит фру Линне , одетую по-дорожному, и закрывает за нею дверь.

Фру Линне (смущенно, с запинкой) . Здравствуй, Нора.

Нора (неуверенно) . Здравствуйте…

Фру Линне . Ты, видно, не узнаешь меня?

Нора . Нет. Не знаю… Да, кажется… (Порывисто.) Как! Кристина… Неужели ты?!

Фру Линне . Я.

Нора . Кристина! А я-то не узнала тебя сразу! Да и как было… (Понизив голос.) Как ты переменилась, Кристина!

Фру Линне . Еще бы. За девять-десять долгих лет…

Нора . Неужели мы так давно не видались? Да, да, так и есть. Ах, последние восемь лет – вот, право, счастливое было время!.. Так ты приехала сюда, к нам в город? Пустилась в такой длинный путь зимой! Храбрая!

Фру Линне . Я сегодня только приехала с утренним пароходом.

Нора . Чтобы повеселиться на праздниках, конечно. Ах как славно! Ну и повеселимся же! Да ты разденься. Тебе ведь не холодно? (Помогает ей.) Вот так. Теперь усядемся поудобнее около печки. Нет, ты в кресло! А я на качалку! (Берет ее за руки.) Ну вот, теперь опять у тебя твое прежнее лицо. Это лишь в первую минуту… Хотя немножко ты все-таки побледнела, Кристина, и, пожалуй, немножко похудела.

Фру Линне . И сильно, сильно постарела, Нора.

Нора . Пожалуй, немножко, чуть-чуть, вовсе не очень. (Вдруг останавливается и переходит на серьезный тон.) Но какая же я пустоголовая – сижу тут, болтаю! Милая, дорогая Кристина, прости меня!

Фру Линне . В чем дело, Нора?

Нора (тихо) . Бедная Кристина, ты же овдовела.

Фру Линне . Три года назад.

Нора . Да, я знаю. Я читала в газетах. Ах, Кристина, поверь, я столько раз собиралась написать тебе в то время, да все откладывала, все что-нибудь мешало.

Фру Линне . Милая Нора, я отлично понимаю.

Нора . Нет, это было гадко с моей стороны, Кристина. Ах ты, бедняжка, сколько ты, верно, перенесла. И он не оставил тебе никаких средств?

Фру Линне . Никаких.

Нора . Ни детей?

Фру Линне . Ни детей.

Нора . Ничего, стало быть?

Фру Линне . Ничего. Даже ни горя, ни сожалений, чем можно было бы питать память.

Нора (глядя на нее недоверчиво) . Но как же это может быть, Кристина?

Фру Линне (с горькой улыбкой, гладя Нору по голове) . Иногда бывает, Нора.

Нора . Значит, одна-одинешенька. Как это, должно быть, ужасно тяжело. А у меня трое прелестных детей. Сейчас ты их не увидишь. Они гуляют с нянькой. Но ты непременно расскажи мне обо всем…

Фру Линне . Нет, нет, нет, рассказывай лучше ты.

Нора . Нет, сначала ты. Сегодня я не хочу быть эгоисткой. Хочу думать только о твоих делах. Но одно все-таки мне надо сказать тебе. Знаешь, какое счастье привалило нам на днях?

Фру Линне . Нет. Какое?

Нора . Представь, муж сделался директором Акционерного банка!

Фру Линне . Твой муж? Вот удача!..

Нора . Невероятная! Адвокатура – это такой неверный хлеб, особенно если желаешь браться только за самые чистые, хорошие дела. А Торвальд, разумеется, других никогда не брал, и я, конечно, вполне с ним согласна. Ах, ты понимаешь, как мы рады. Он вступит в должность с нового года и будет получать большое жалованье и хорошие проценты. Тогда мы сможем жить совсем по-другому, чем до сих пор, – вполне по своему вкусу. Ах, Кристина, у меня так легко стало на сердце, я так счастлива! Ведь это же чудесно иметь много-много денег и не знать ни нужды, ни забот. Правда?

Фру Линне . Да, во всяком случае, должно быть, чудесно иметь все необходимое.

Нора . Нет, не только необходимое, но много-много денег.

Фру Линне (улыбаясь) . Нора, Нора! Ты все еще не стала благоразумнее! В школе ты была большой мотовкой.

Нора (тихо посмеиваясь) . Торвальд и теперь меня так зовет. (Грозя пальцем.) Однако «Нора, Нора» не такая уж сумасбродка, как вы воображаете… Нам, право, не так жилось, чтобы я могла мотать. Нам обоим приходилось работать!

Фру Линне . И тебе?

Нора . Ну да, разные там мелочи по части рукоделия, вязания, вышивания и тому подобного. (Вскользь.) И… кое-что еще. Ты ведь знаешь, что Торвальд оставил службу в министерстве, когда мы поженились? Не было никаких видов на повышение, а зарабатывать ведь надо было больше прежнего. Ну, в первый год он работал сверх всяких сил. Просто ужасно. Ему приходилось брать всякие добавочные занятия – ты понимаешь – и работать с утра до вечера. Ну не выдержал, захворал, был при смерти, и доктора объявили, что необходимо отправить его на юг.

Фру Линне . Вы и провели тогда целый год в Италии?

Нора . Ну да. А нелегко было нам подняться с места, поверь. Ивар тогда только что родился. Но ехать все-таки было необходимо. Ах, что это была за чудная, дивная поездка! И Торвальд был спасен. Но сколько денег пошло – страсть, Кристина!

Фру Линне . Могу себе представить.

Нора . Тысяча двести специй-далеров. Четыре тысячи восемьсот крон. Большие деньги.

Фру Линне . Да, но, во всяком случае, большое счастье, если есть где взять их в такое время.

Нора . Надо тебе сказать, мы получили их от папы.

Фру Линне . А, так. Да, кажется, отец твой как раз тогда и умер.

Нора . Да, как раз тогда. И подумай, я не могла поехать к нему, ходить за ним. Я со дня на день ждала малютку Ивара. И вдобавок у меня на руках был мой бедный Торвальд, чуть не при смерти. Милый, дорогой папа! Так и не пришлось мне больше свидеться с ним, Кристина. Это самое тяжелое горе, что я испытала замужем.

Фру Линне . Я знаю, ты очень любила отца. Так, значит, после этого вы отправились в Италию?

Нора . Да. Деньги ведь у нас были, а доктора гнали. Мы и уехали через месяц.

Фру Линне . И муж твой вернулся вполне здоровым?

Нора . Совершенно!

Фру Линне . А… доктор?

Нора . То есть?

Фру Линне . Кажется, девушка сказала, что господин, который пришел со мной вместе, – доктор.

Нора . А-а, это доктор Ранк. Но он приходит не с врачебным визитом. Это наш лучший друг, и уж хоть разок в день да наведается к нам. Нет, Торвальд с тех пор ни разу не прихворнул даже. И дети бодры и здоровы, и я. (Вскакивая и хлопая в ладоши.) О господи, Кристина, как чудесно жить и чувствовать себя счастливой! Нет, это просто отвратительно с моей стороны – я говорю все только о себе. (Садится на скамеечку рядом с фру Линне и кладет руки ей на колени.) Ты не сердись на меня!.. Скажи, правда это: ты в самом деле не любила своего мужа? Зачем же ты вышла за него?

Фру Линне . Мать моя была еще жива, но такая слабая, беспомощная, не вставала с постели. И еще у меня были на руках два младших брата. Я и не сочла себя вправе отказать ему.

Нора . Да, да, пожалуй, ты права. Значит, он был тогда богат?

Фру Линне . Довольно состоятелен, кажется. Но дело его было поставлено непрочно. И когда он умер, все рухнуло и ничего не осталось.

Нора . И?..

Фру Линне . И мне пришлось перебиваться мелкой торговлей, маленькой школой и вообще чем придется. Эти три последних года тянулись для меня как один долгий, сплошной рабочий день без отдыха. Теперь он кончился, Нора. Моя бедная мать не нуждается во мне больше – умерла. И мальчики стали на ноги, сами могут о себе заботиться.

Нора . Так у тебя теперь легко на душе…

Фру Линне . Не скажу. Напротив, страшно пусто. Не для кого больше жить. (Встает в волнении.) Оттого я и не выдержала там у нас, в медвежьем углу. Тут, верно, легче будет найти, к чему приложить силы и чем занять мысли. Удалось бы мне только получить какую-нибудь постоянную службу, какую-нибудь конторскую работу…

Нора . Ах, Кристина, это так ужасно утомительно, а у тебя и без того такой измученный вид. Тебе бы лучше поехать куда-нибудь на купанья.

Фру Линне (отходя к окну) . У меня нет папы, который бы снабдил меня деньгами на дорогу, Нора.

Нора (вставая) . Ах, не сердись на меня!

Фру Линне (идя к ней) . Милая Нора, ты на меня не сердись. Хуже всего в моем положении то, что в душе осаждается столько горечи. Работать не для кого, а все-таки приходится хлопотать и всячески биться. Жить ведь надо, вот и становишься эгоисткой. Ты сейчас рассказала мне о счастливой перемене ваших обстоятельств, а я – поверишь – обрадовалась не столько за тебя, сколько за себя.

Нора . Как так? Ах, понимаю: ты думаешь, Торвальд может что-нибудь сделать для тебя?

Фру Линне . Я это подумала.

Нора . Он и сделает, Кристина. Предоставь только все мне. Я так тонко-тонко все подготовлю, придумаю что-нибудь такое особенное, чем задобрить его. Ах, я бы от души хотела помочь тебе.

Фру Линне . Как это мило с твоей стороны, Нора, что ты так горячо берешься за мое дело… Вдвойне мило с твоей стороны – тебе самой так мало знакомы житейские заботы и тяготы.

Нора . Мне? Мне они мало знакомы?

Фру Линне (улыбаясь) . Ну, боже мой, какие-то занятия рукоделием и тому подобное… Ты дитя, Нора!

Нора (закидывая голову и прохаживаясь по комнате) . Тебе бы не следовало говорить со мной таким тоном.

Фру Линне . Да?

Нора . И ты – как другие. Вы все думаете, что я не годна ни на что серьезное…

Фру Линне . Ну-ну?

Нора . Что я ровно ничего такого не испытала в этой трудной жизни.

Фру Линне . Милая Нора, ты же только что поведала мне все свои испытания.

Нора . Э, пустяки одни! (Тихо.) Главного я тебе не рассказала.

Фру Линне . Главного? Что ты хочешь сказать?

Нора . Ты все смотришь на меня свысока, Кристина. А это напрасно. Ты гордишься, что несла такой тяжелый, долгий труд ради своей матери…

Фру Линне . Я, право, ни на кого не смотрю свысока. Но верно – я горжусь и радуюсь, вспоминая, что мне выпало на долю облегчить остаток дней моей матери.

Нора . Ты гордишься также, вспоминая, что́ сделала для братьев.

Фру Линне . Мне кажется, я вправе.

Нора . И мне так кажется. Но вот ты послушай, Кристина. И мне есть чем гордиться, чему радоваться.

Фру Линне . Не сомневаюсь! Но в каком смысле?

Нора . Говори тише. Вдруг Торвальд услышит! Ему ни за что в мире нельзя… Никому нельзя знать об этом, Кристина, никому, кроме тебя.

Фру Линне . Да в чем дело?

Нора . Поди сюда. (Привлекает ее на диван рядом с собой.) Да, видишь… и мне есть чем гордиться, чему радоваться. Это я спасла жизнь Торвальду.

Фру Линне . Спасла? Как спасла?

Нора . Я же рассказывала тебе о поездке в Италию. Торвальд не выжил бы, если бы не попал на юг.

Фру Линне . Ну да. И твой отец дал вам нужные средства.

Нора (с улыбкой) . Это Торвальд так думает и все другие, но…

Фру Линне . Но…

Нора . Папа не дал нам ни гроша. Это я достала деньги.

Фру Линне . Ты? Всю эту крупную сумму?

Нора . Тысячу двести специй. Четыре тысячи восемьсот крон. Что ты скажешь?

Фру Линне . Но как это возможно, Нора? Выиграла в лотерею, что ли?

Нора (презрительно) . В лотерею! (Фыркает.) Это была бы не штука!

Фру Линне . Так откуда же ты взяла их?

Нора (напевая и таинственно улыбаясь) . Гм! Тра-ля-ля-ля!

Фру Линне . Не могла же ты занять.

Нора . Вот? Почему так?

Фру Линне . Да жена ведь не может делать долгов без согласия мужа.

Нора (закидывая голову) . Ну, если жена немножко смыслит в делах, если жена понимает, как нужно умненько взяться за дело, то…

Фру Линне . Нора, я решительно ничего не понимаю.

Нора . И не надо тебе понимать. Я ведь и не сказала, что заняла деньги. Могла же я добыть их другим путем. (Откидывается на спинку дивана.) Могла получить от какого-нибудь поклонника. При такой привлекательной наружности, как у меня…

Фру Линне . Ты сумасбродка.

Нора . Теперь тебе, верно, безумно хотелось бы все узнать, Кристина?

Фру Линне . Послушай, милая Нора, ты не выкинула чего-нибудь безрассудного?

Нора (выпрямляясь на диване) . Разве безрассудно спасти жизнь своему мужу?

Фру Линне . По-моему, безрассудно, если ты без его ведома…

Нора . Да ведь ему нельзя было ни о чем знать! Господи, как ты этого не понимаешь? Он не должен был и подозревать, в какой он опасности. Это мне доктора сказали, что жизнь его в опасности, что одно спасение – увезти его на юг. Ты думаешь, я не пыталась сначала всячески выпутаться? Я заводила разговоры о том, что и мне хотелось бы побывать за границей, как другим молодым дамам. Я и плакала, и просила; говорила, что ему не худо бы помнить о моем «положении», что теперь надо всячески мне угождать; намекала, что можно занять денег. Так он почти рассердился, Кристина. Сказал, что у меня ветер в голове и что его долг как мужа не потакать моим капризам и прихотям, – так он, кажется, выразился. Хорошо, хорошо, думаю я, а спасти тебя все-таки нужно, и нашла выход…

Фру Линне . И твой муж так и не узнал от твоего отца, что деньги были не от него?

Нора . Так и не узнал. Папа ведь умер как раз в эти дни. Я-то хотела было посвятить его в дело и просить, чтобы он не выдавал меня. Но он был уже так плох – и мне, к сожалению, не понадобилось прибегать к этому.

Фру Линне . И ты до сих пор не призналась мужу?

Нора . Нет, боже избави, что ты! Он такой строгий по этой части. И кроме того, с его мужским самолюбием… Для него было бы так мучительно, унизительно узнать, что он обязан мне чем-нибудь. Это перевернуло бы вверх дном все наши отношения. Наша счастливая семейная жизнь перестала бы тогда быть тем, что она есть.

Фру Линне . И ты никогда ему не скажешь?

Нора (подумав и слегка улыбаясь) . Да… когда-нибудь, пожалуй… когда пройдет много-много лет и я уж не буду такая хорошенькая. Ты не смейся. Я, разумеется, хочу сказать: когда я уже не буду так нравиться Торвальду, как теперь, когда его уже не будут развлекать мои танцы, переодевания, декламации. Тогда хорошо будет иметь какую-нибудь заручку… (Обрывая.) Вздор, вздор, вздор! Этого никогда не будет!.. Ну, что же ты скажешь о моей великой тайне, Кристина? Гожусь я на что-нибудь? Ты не думай, что это дело не причиняет мне больших забот. Мне, право, иногда совсем не легко бывает оправдывать в срок свои обязательства. В деловом мире, скажу я тебе, существует взнос процентов по третям и взносы в погашение долга, как это называется. А деньги всегда ужасно трудно добывать. Вот и приходилось экономить на чем только можно… понимаешь? Из денег на хозяйство я не могла особенно много откладывать – Торвальду нужен был хороший стол. И детей нельзя было одевать кое-как. Что я получала на них, то целиком на них и уходило. Милые мои крошки!

Фру Линне . Так тебе, верно, приходилось отказывать себе самой, бедняжка?

Нора . Понятно. Ведь я же была больше всех заинтересована! Торвальд даст, бывало, мне денег на новое платье и тому подобное, а я всегда истрачу только половину. Все подешевле да попроще покупала. Счастье еще, что мне все к лицу и Торвальд никогда ничего не замечал. Но самой-то мне иной раз бывало нелегко, Кристина. Ведь это такое удовольствие хорошо одеваться! Правда?

Фру Линне . Пожалуй.

Нора . Ну, были у меня, конечно, и другие источники. Прошлой зимой повезло, я получила массу переписки. Каждый вечер запиралась у себя в комнате и писала, писала до поздней ночи. Ах, иной раз до того, бывало, устанешь! Но все-таки ужасно приятно было сидеть так и работать, зарабатывать деньги. Я чувствовала себя почти мужчиной.

Фру Линне . Но сколько же тебе таким путем удалось выплатить?

Нора . Вот уж не могу сказать тебе в точности. В таких делах, видишь ли, очень трудно разобраться. Знаю лишь, что выплачивала столько, сколько мне удавалось сколотить. Но часто у меня прямо руки опускались. (Улыбаясь.) Тогда сяду, бывало, и начну себе представлять, что вот в меня влюбился богатый старик…

Фру Линне . Что? Какой старик?

Нора . Ах, никакой!.. Что он умирает, его завещание вскрыто, и там крупными буквами написано: «Все мои деньги получает немедленно и чистоганом любезнейшая фру Нора Хельмер».

Фру Линне . Но, милая Нора, что же это за старик?

Нора . Господи, как ты не понимаешь? Никакого старика и не было вовсе. Это просто одно мое воображение. Я просто тешила себя этим, когда не знала, где добыть денег. Ну да бог с ним совсем, с этим скучным стариком. Теперь мне все равно. Не нужно мне больше ни его, ни его завещания. Теперь у меня нет забот, Кристина! (Вскакивает.) О господи, какая прелесть! Подумать только: никаких забот! Не знать ни забот, ни хлопот! Жить себе да поживать, возиться с детишками! Обставить свой дом так красиво, изящно, как любит Торвальд. А там, подумай, не за горами и весна, голубое небо, простор. Может быть, удастся прокатиться куда-нибудь. Пожалуй, опять увидеть море! Ах, право, как чудесно жить и чувствовать себя счастливой!

В передней слышен звонок.

Фру Линне (встает) . Звонят. Мне, пожалуй, лучше уйти.

Нора . Нет, оставайся. Сюда вряд ли кто придет. Это, верно, к Торвальду…

Служанка (в дверях передней) . Извините, барыня, тут один господин желает поговорить с господином адвокатом.

Нора . То есть с директором банка, хочешь ты сказать.

Служанка . С господином директором. Но я не знаю – ведь там доктор…

Нора . А что это за господин?

Крогстад (в дверях) . Это я, фру Хельмер.

Фру Линне, пораженная, вздрагивает и отворачивается к окну.

Нора (делая шаг к вошедшему, с волнением, понизив голос) . Вы? Что это значит? О чем вы хотите говорить с моим мужем?

Крогстад . О банковских делах, в некотором роде. Я занимаю маленькую должность в Акционерном банке, а ваш муж будет теперь нашим директором, как я слышал…

Нора . Значит…

Крогстад . По личному делу, фру Хельмер. Ничего больше.

Нора . Так будьте добры пройти к нему в кабинет. (Равнодушно кланяется, затворяет дверь в прихожую, затем подходит к печке посмотреть, хорошо ли она топится.)

Фру Линне . Нора… кто это был?

Нора . Частный поверенный Крогстад.

Фру Линне . Значит, действительно он.

Нора . Ты знаешь этого человека?

Фру Линне . Знавала… Несколько лет тому назад. Он ведь одно время вел дела в наших краях.

Нора . Да, правда.

Фру Линне . Как он изменился!

Нора . Он, кажется, был очень неудачно женат.

Фру Линне . Теперь ведь он вдовец?

Нора . С кучей детей… Ну вот, разгорелось. (Закрывает дверцу печки и слегка отодвигает в сторону качалку.)

Фру Линне . Он, говорят, занимается самыми разными делами?

Нора . Да. Очень возможно. Я совсем не знаю. Но довольно нам думать о делах. Это скучно.

Из кабинета Хельмера выходит доктор Ранк .

Доктор Ранк (еще в дверях) . Нет, нет, я не хочу мешать. Я лучше загляну к твоей жене. (Затворяет за собою дверь и замечает фру Линне.) Ах, извините! Я и тут, кажется, помешаю.

Нора . Ничуть. (Представляет их друг другу.) Доктор Ранк – фру Линне.

Ранк . Вот как. Это имя я частенько слышал здесь в доме. Кажется, я обогнал вас на лестнице, когда шел сюда.

Фру Линне . Да!.. Я поднимаюсь очень медленно. Мне трудно…

Ранк . Ага… Маленькая порча внутреннего механизма?

Фру Линне . Скорее простое переутомление.

Ранк . Только? Так, верно, приехали в город отдохнуть… бегая по гостям?

Фру Линне . Я приехала сюда искать работы.

Ранк . Что же, это особенно верное средство от переутомления?

Фру Линне . Жить ведь надо, доктор.

Ранк . Да, как-то принято думать, будто это необходимо.

Нора . Ну, знаете, доктор!.. И вы ведь тоже не прочь пожить.

Ранк . Ну да, положим. Как мне ни плохо, я все-таки готов жить и мучиться как можно дольше. И все мои пациенты тоже. И все нравственные калеки то же самое. Сейчас вот один такой сидит у Хельмера…

Фру Линне (тихо) . А!..

Нора . Кого вы имеете в виду?

Ранк . Частного поверенного Крогстада, человека, о котором вы ничего не знаете. У него подгнили самые корни характера, сударыня. Но и он там начал твердить как нечто непреложное, что и ему надо жить.

Нора . Да? О чем же он пришел говорить с Торвальдом?

Ранк . Право, не знаю. Слышал только что-то насчет Акционерного банка.

Нора . Я не знала, что Крог… что этот частный поверенный Крогстад причастен к банку.

Ранк . Да, он занимает там какую-то должность. (Фру Линне.) Не знаю, водятся ли и в ваших краях такого сорта люди, которые, точно в горячке, шныряют повсюду, разнюхивая, не пахнет ли где нравственною гнилью, чтобы затем быть на виду для определения на какую-нибудь выгодную должность. Здоровым же приходится смиренно оставаться за флагом.

Фру Линне . Да ведь больные-то больше всего и нуждаются в попечении.

Ранк (пожимая плечами) . Вот то-то и оно-то. Благодаря таким взглядам общество и превращается в больницу.

Нора, занятая собственными мыслями, вдруг заливается негромким смехом и хлопает в ладоши.

А вы что смеетесь над этим? Знаете ли вы, в сущности, что такое общество?

Нора . Очень мне нужно ваше скучное общество! Я совсем другому смеюсь… Ужасно забавно! Скажите, доктор, теперь все служащие в этом банке подчинены Торвальду?

Ранк . Так это-то вас так ужасно забавляет?

Нора (улыбаясь и напевая) . Это уж мое дело. Мое дело. (Прохаживается по комнате.) Да, в самом деле, ужасно приятно подумать, что мы… то есть Торвальд приобрел такое влияние на многих, многих людей. (Вынимает из кармана мешочек.)

Ранк . Те-те-те! Миндальное печенье! Я думал, это у вас запретный плод.

Нора . Да, но это Кристина мне принесла немножко.

Фру Линне . Что?.. Я?..

Нора . Ну-ну-ну, не пугайся. Ты же не могла знать, что Торвальд запретил. Надо тебе сказать, он боится, что я испорчу себе зубы. Но что за беда – разочек! Правда, доктор? Извольте! (Сует ему в рот печенье.) Вот и тебе, Кристина. И мне можно одну штучку, маленькую, или уж две, так и быть. (Прохаживается опять.) Да, я, право, бесконечно счастлива. Одного только мне бы ужасно хотелось еще…

Ранк . Ну? Чего же это?

Нора . Ужасно бы хотелось сказать при Торвальде одну вещь.

Ранк . Так что же вы не скажете?

Нора . Не смею. Это гадко.

Фру Линне . Гадко?

Ранк . В таком случае не советую. Но при нас можно смело… Ну, что же это вам так ужасно хотелось бы сказать при Хельмере?

Нора . Ужасно хотелось бы сказать: черт подери!

Генрик Юхан Ибсен

«Кукольный дом»

Современная Ибсену Норвегия. Уютная и недорого обставленная квартира адвоката Торвальда Хельмера и его жены Норы. Сочельник. В дом с улицы входит Нора, она приносит с собой множество коробок — это подарки на ёлку для детей и Торвальда. Муж любовно суетится вокруг жены и шутливо обвиняет её — его белочку, бабочку, птичку, куколку, жаворонка — в мотовстве. Но в это Рождество, возражает ему Нора, немного мотовства им не повредит, ведь с нового года Хельмер вступает в должность директора банка и им не будет нужды, как в прошлые годы, экономить буквально на всем.

Поухаживав за женой (она и после рождения трёх детей — ослепительная красавица), Хельмер удаляется в кабинет, а в гостиную входит давняя подруга Норы фру Линде, она только что с парохода. Женщины не виделись давно — почти восемь лет, за это время подруга успела похоронить мужа, брак с которым оказался бездетным. А Нора? Она по-прежнему беззаботно порхает по жизни? Если бы так. В первый год супружества, когда Хельмер ушёл из министерства, ему приходилось, кроме основной работы, брать деловые бумаги на дом и сидеть над ними до позднего вечера. В результате он заболел, и доктора сказали, что спасти его может только южный климат. Они всей семьёй целый год провели в Италии. Деньги на поездку, довольно крупную сумму, Нора якобы взяла у отца, но это неправда; ей помог один господин… Нет, нет, пусть фру Линде ничего такого не думает!.. Деньги взяты взаймы под расписку. И теперь Нора регулярно выплачивает проценты по займу, прирабатывая тайком от мужа.

Фру Линде опять поселится здесь, в их городе? Чем она будет заниматься? Хельмер, наверное, сможет устроить её у себя в банке, как раз сейчас он составляет штатное расписание и разговаривает в кабинете с поверенным Крогстадом, собираясь его уволить, — место освобождается. Как? Фру Линде с ним немного знакома? Ага, понятно, значит, они жили в одном городе и иногда встречались.

Торвальд Хельмер действительно увольняет Крогстада. Он не любит людей с подмоченной репутацией. В своё время Крогстад (Хельмер с ним вместе учился) совершил подлог — подделал подпись на денежном документе, но суда избежал, сумев из трудного положения выкрутиться. Но это же ещё хуже! Ненаказанный порок сеет вокруг семена разложения. Такому человеку, как Крогстад, нужно бы запретить иметь детей — с таким воспитателем из них вырастут только преступники.

Но подлог, как выясняется, совершила и Нора. Она подделала на заёмном письме Крогстаду (именно он дал ей деньги на Италию) поручительскую подпись отца, обратиться к которому она не могла — в то время он лежал при смерти. Более того, документ датирован днём, когда отец его подписать не мог, потому что к тому времени уже умер. Прогоняемый с работы Крогстад просит Нору, чтобы она замолвила за него слово, он прекрасно зарекомендовал себя в банке, но назначение нового директора спутало все его карты. Хельмер хочет уволить его не только за тёмное прошлое, но даже за то, что он по старой памяти несколько раз назвал его на «ты». Нора просит за Крогстада, но не принимающий её всерьёз Хельмер отказывает. Тогда Крогстад угрожает Hope разоблачением: он расскажет мужу, откуда она взяла деньги для поездки в Италию. Кроме того, Хельмер узнает и про её подлог. Ничего не добившись от Норы и на сей раз, Крогстад откровенно шантажирует обоих супругов: он посылает письмо Хельмеру с прямой угрозой — если история с подлогом Норы выплывет наружу, тому на посту директора банка не удержаться. Нора мечется в поисках выхода. Сначала она кокетничает с другом семьи доктором Ранком. Тот тайно в неё влюблён, но обречён на смерть, — у него наследственный сифилис. Ранк готов ради Норы на все и дал бы ей деньги, но к этому времени выясняется, что Крогстаду нужно иное. История доктора Ранка заканчивается трагически — супруги Хельмеры получают от него по почте открытку с черным крестом — крест означает, что доктор заперся у себя дома и никого больше не принимает: там он и умрёт, не пугая друзей своим видом.

Но что все-таки делать Hope? Позор и разоблачение страшат её, уж лучше покончить с собой! Но неумолимый Крогстад предупреждает: самоубийство бессмысленно, в таком случае будет опозорена её память.

Помощь приходит с неожиданной стороны — от подруги Норы фру Линде. В решающий момент она объясняется с Крогстадом: в прошлом их связывала любовь, но фру Линде вышла за другого: на руках у неё оставались старуха мать и двое младших братьев, финансовое же положение Крогстада было непрочным. Теперь фру Линде свободна: умерли мать и муж, братья по-настоящему встали на ноги — она готова выйти за Крогстада, если ему ещё нужна. Крогстад обрадован, его жизнь налаживается, он наконец-то находит и любовь, и верного человека, он отказывается от шантажа. Но уже поздно — его письмо в почтовом ящике Хельмера, ключ от которого имеется только у него. Что ж, пусть Нора узнает, чего стоит на деле её Хельмер с его ханжеской моралью и предрассудками! — решает Крогстад.

В самом деле, прочитав письмо, Хельмер едва ли не бьётся в истерике от охватившего его праведного гнева. Как? Его жена — его пташка, его птичка, жаворонок, его куколка — преступница? И это из-за неё благополучие семьи, достигнутое таким тяжёлым трудом, идёт теперь на распыл! От требований Крогстада им не избавиться до конца дней! Хельмер не позволит Hope портить детей! Отныне они будут отданы на попечение няньке! Для соблюдения внешних приличий Хельмер позволит Hope остаться в доме, но жить теперь они будут раздельно!

В этот момент посыльный приносит письмо от Крогстада. Тот отказывается от своих требований и возвращает заёмное письмо Норы. Настроение Хельмера мгновенно меняется. Они спасены! Все будет, как прежде, даже ещё лучше! Но тут Нора, которую Хельмер привык считать своей послушной игрушкой, неожиданно восстаёт против него. Она уходит из дома! Уходит навсегда! Сначала отец, а потом и Хельмер привыкли относиться к ней, как к красивой куколке, которую приятно ласкать. Она это понимала и раньше, но любила Хельмера и прощала ему. Теперь дело иное — она очень надеялась на чудо — на то, что Хельмер как любящий муж возьмёт её вину на себя. Теперь она больше не любит Хельмера, как прежде Хельмер не любил её — ему просто нравилось быть в неё влюблённым. Они — чужие. И жить по-прежнему значит прелюбодействовать, продавая себя за удобства и деньги.

Решение Норы ошеломляет Хельмера. Он достаточно умён, чтобы понять — её слова и чувства серьёзны. Но неужели же нет никакой надежды, что когда-нибудь они воссоединятся? Он сделает все, чтобы они не были больше чужими! «Это было бы чудо из чудес», — отвечает Нора, а чудеса, как она убедилась на опыте, случаются редко. Решение её окончательно.

События происходят в Норвегии. В начале повествования, читатель видит уютную квартиру адвоката Торвальда Хельмера и его жены Норы. На улице праздник. Домой вернулась Нора. У неё в сумке подарки для детей. Муж полушутя обвиняет её в расточительстве. Но жена говорит, что с Нового года он становится директором банка, и у них теперь будет всё, что нужно.

Хорошо поужинав, Хельмер уходит к себе в кабинет, а Нора встречается с подругой дома. Они не виделись почти восемь лет. Поэтому им есть о чём поболтать. Подруга жены Хельмера, фру Линде хочет остаться в городе. Ей нужна работа, и она надеется, что Хельмер устроит её к себе в банк. Как раз он уволил одного сотрудника.

Торвальд действительно увольняет сотрудника банка Крогстада. В своё время он подделал документы, но избежал суда. И всё же такой сотрудник должен быть уволен, по мнению Хельмера. На самом деле подделку совершила Нора. Тогда ей нужны были деньги на лечение мужа, и она решилась на преступление. Крогстад грозит Норе разоблачением, если она не попросит мужа оставить его в банке. Однако Хельмер узнаёт о преступлении Норы и Коргстад начинает открыто шантажировать обоих супругов. Он готов рассказать о подлоге и Хельмеру не удастся удержаться в кресле директора банка. Нора ищет выход, но все попытки напрасны. Она решает, что лучшим выходом из положения, может стать самоубийство. Но Коргстад предупреждает Нору, что этим ничего не добиться, так как будет опорочена её память.

Помощь пришла со стороны. Фру Линде когда-то связывала любовь с Коргстадом. Она приходит к нему и предлагает себя в жёны, если ещё нужна. Он обрадовался, что жизнь начинает приобретать яркие краски и отказывается от шантажа семьи Хельмеров. Но уже поздно. Он послал письмо Хельмеру, и теперь хочет посмотреть на что, то способен, со своими моральными принципами.

Хельмер, прочитав письмо, начинает биться в истерике от гнева. Он не может поверить, что его жена совершила подлог. Хельмер понимает, что от шантажа Коргстада им никогда не избавиться. Он решает оставить жену в доме, но только ради приличия.

В это время приносят другое письмо от Коргстада. Он отказался от своих требований и возвратил расписку Норы. У Хельмера поднимается настроение, и он считает, что всё теперь станет на свои места. Однако Нора уходит сама из его жизни. Она разлюбила Хельера. Нора ждала, что её муж примет справедливое решение, но не будет так жесток с ней. Теперь она понимает, что они чужие люди и бросает его.